Наталья Бутенко: «Даже человек, никогда наяву не сталкивавшийся с терактом, межнациональным или военным конфликтом, может страдать от их последствий»

26 августа 12:00 2022 автор admin Печать 2407

Salsknews.ru расспросил специалиста о том, как теракты и другие насильственные преступления влияют на психологию человека

Обычно сообщение о теракте «взрывает» информационное пространство, но проходит несколько дней — и «волна» спадает, а ещё спустя некоторое время большинство людей забывают о произошедшем. Так видят ситуацию обыватели. Совершено по-другому смотрят на неё те, кто пережил  террористические акты, этнические и военные  конфликты, или люди, у которых с этими страшными событиями столкнулись родные и близкие.

С так называемым «посттравматическим синдромом» часто приходится работать психологу Наталье Бутенко.

— Наталья Алексеевна, неужели правда, что даже человек, никогда наяву не сталкивавшийся с терактом, межнациональным или военным конфликтом, может страдать от их последствий?

• Да, это так. Зачастую эти последствия «маскируются» под совершенно другие психологические, а то и психосоматические проблемы. Часто на своих группах и при индивидуальном консультировании я привожу такой пример. Ко мне обратился мужчина с жалобой на панические атаки. Что удивительно, проблема начинает себя проявлять, только когда он (житель столицы) спускается в метрополитен. Чем ниже он спускается в подземку, тем сильнее становится атака: человека бросает в пот, у него учащается сердцебиение, возникает страх, граничащий с ужасом смерти. И самый пик этого состояния приходится на момент, когда он попадает в вагон, и за ним закрываются двери.
• Удалось ли найти источник данного состояния?
• Как выяснилось, его дед был участником Великой Отечественной войны. Попал под бомбёжку, когда ехал вместе со своей частью в эшелоне. Горят вагоны, часть солдат бегут в лес. Кровь, крики, паника… Оказывается, опыт такого рода может «переходить» от предка к потомку даже через поколение, от деда к внуку. Причём, не обязательно знать о событиях, которые пережил предок. Передача информации идёт на уровне родовой памяти, трансгенерационно — то есть, сквозь поколение. И уже в мирное время, в безопасной обстановке, внук как бы «проживает» трагическую и полную опасностей историю деда.
• Но ведь главное, что чувствует при этом человек…
• Вы правильно заметили: есть такое понятие «перенятое чувство». Это эмоциональное проявление последствий террора, межнациональных конфликтов, войн. С такими ситуациями я довольно часто сталкиваюсь во время терапии. Когда, к примеру, военнопленный или подвергшаяся насилию женщина не могли оказать сопротивление, выразить свой праведный гнев, «выплеснуть» свои чувства по отношению к агрессору. Но эти чувства никуда не деваются; они могут оказывать роковое влияние на судьбы родственников жертв. Причём люди могут даже не знать о случившемся с их предками. Ведь о событиях такого рода, как правило, не говорят, они остаются в семейной истории за завесой тайны.
• А для находящихся по другую сторону баррикад эти события разве могут пройти бесследно?
• Конечно, нет. Однажды ко мне обратилась женщина, мама двоих сыновей. Её муж был участником событий в Чечне — так получилось, с «той» стороны. Казалось бы, в конфликте давно поставлена точка: отстроены города и сёла; все виновные, как говорится, понесли заслуженное наказание. Вот и супруг моей клиентки устроился на работу, семья, дети… На первый взгляд, жизнь вошла в привычное русло. Но женщина пожаловалась, что периодически муж становится агрессивным, вплоть до того, что начинает её душить. А ещё, стал очень часто ездить на охоту. На эту странную склонность супруга обратила внимание. Женщина, вполне справедливо, начала бояться за свою жизнь, за жизнь сыновей. Ей всё же удалось уговорить мужа прийти на терапию. Когда я начала с ним общаться, мужчина сделал пугающее признание: «Я испытываю потребность видеть кровь, поэтому и езжу на охоту. Когда стреляю в животное, меня как будто отпускает, становится легче».

Насколько я знаю, в этом случае супруги всё-таки развелись. И, как ни горько признавать, но это было правильное решение. Психологическое состояние мужчины могло угрожать безопасности членов его семьи.

Ситуация выглядит совсем по-другому, если люди берут в руки оружие, чтобы защитить свою страну, своих родных, свой дом, положить конец нацистской идеологии — тут срабатывают иные психологические механизмы. Тем не менее, и в этом случае человек нуждается в психологической поддержке. Сейчас, во время специальной военной операции на Украине  наши солдаты и офицеры получают её в виде тёплых рисунков и писем, посылок — причём, от совершенно незнакомых людей. Особенно трогательно, когда такие приветы тем, кто находится на передовой, передают дети. Фотографий героев размещаются на билбордах во многих городах России. Ну, и, конечно, помогает сохранить психологическую устойчивость постоянная связь с близкими. Я буквально на днях общалась с молодым человеком, вернувшимся со спецоперации. Он поделился своей  перепиской с родными, от которой у меня слёзы стояли на глазах. И он подтвердил всё, о чём я говорила выше.

А вот агрессоров личностная расплата настигает неминуемо. Об этом мало говорят, но после окончания Великой Отечественной и  Второй мировой войн среди немцев увеличилось число самоубийств: в каких-то случаях — из-за того, что осознали крах фашистской идеологии, на которой в те годы строилось германское государство, а в каких-то, надеюсь, потому что поняли, что натворили.

• Что заставляет Вас заподозрить, что родственники человека когда-то могли стать жертвами тяжёлого конфликта или насилия?
• Эта мысль мне приходит, если человек говорит во время психотерапии что-то вроде «меня накрывает безудержный гнев», «я не могу себя контролировать», «я как будто проживаю не свою жизнь», «я готова уничтожить своего мужа, хотя умом понимаю, что он не виноват», «я как будто мщу за кого-то», «меня часто посещает один и тот же сон, где я жертва, и нет возможности спастись».
  Тогда задача психотерапевта состоит в том, чтобы, составив генограмму родовой системы человека, «увидеть» эти события многолетней давности и, скажем так, разделить контексты, а вернее, жизни людей — прошлых и нынешнего поколений.
• Что Вы говорите человеку, измученному шлейфом психологических проблем, тянущихся из прошлого?
• «Ты уже ничего не можешь поменять в той истории. Весь этот ужас был гораздо раньше, до твоего рождения, в судьбе твоего предка. Ты живешь в 21 веке, и сегодня в память о предке можешь сделать что-то хорошее в своей жизни: посадить дерево, родить ребёнка, заняться благотворительностью. И не забудь помянуть предка молитвой».
• Давайте вернёмся немного назад. Получается, что в случае насилия, агрессии преступник и жертва оказываются в одной лодке?
• Да, это так. Вот книга известного в мире психологии автора Даана ван Кампенхаута «Слёзы предков». Я её купила в 2012 году, в первую сессию обучения в Институте консультирования и психотерапии. Именно эта книга десять лет назад потрясла меня описанием последствий насилия, межнациональных конфликтов, глубоким исследованием взаимоотношений «жертва-агрессор» и философским подходом к теме сопереживания, прикосновения к опыту боли и страдания. Очень хорошо, что автор пытается найти пути к исцелению травм у жертв преступлений и террора. Именно в этой книге я впервые прочла термин «трансгенерационная передача». Спустя несколько лет, начав свою частную практику, я на личном опыте столкнулась с тем ужасом, которым «аукаются» насилие и террор в разных их видах в жизни моих клиентов. О том же самом в своей книге «Источник любви» говорит известный психотерапевт Свагито Либермайстер.
• Не секрет, что самыми страшными являются межэтнические и межрелигиозные конфликты. Возможно ли примирение между их сторонами — не только формальное, путём подписания договоров, но и на личностном, человеческом уровне?
• Как показывает практика, да. Я как раз хотела обратиться к истории и напомнить о массовом убийстве армян в 1915-1923 годах на территориях, контролируемых тогда Османской империей. По некоторым данным, тогда погибли более 1 млн человек. Целый ряд стран, среди которых и Россия, официально, на уровне парламентов, признали те страшные события геноцидом. Такой же точки зрения придерживаются Европарламент и Всемирный совет церквей. Этот вопрос обсуждался в ООН. Тем не менее, спор по поводу оценки этой трагической страницы истории не утихает до сих пор. Современные Турция и Азербайджан признают многочисленные жертвы, но отрицают факт геноцида.

Так вот, в Сальске до сих пор живут потомки людей, бежавших в своё время от геноцида. В моей практике был любопытный случай. Его начало не предвещало отсылки к тем событиям. Я вела школу приёмных родителей, куда пришла турецкая семья, которая хотела взять на воспитание ребёнка. Муж — фермер, занимающийся выращиванием овощей, супруга — врач-педиатр. Мне почему-то запомнилась именно женщина: красивая, внешне напоминающая индианку, но одетая по-европейски, в туфлях на высоких каблуках. Оказалось, что в отделение, где работала женщина, поступили два маленьких братика-армянина. Мать мальчиков была лишена родительских прав. Малыши настолько запали в сердце женщине, что они с супругом приняли решение воспитывать их. Я помню, тогда пыталась сама себе объяснить эту ситуацию. Нарисовала на доске два больших круга — Турцию и Армению: каждая страна — со своей религией, историей, культурой, менталитетом. И тем не менее, такое решение конкретной семьи, с моей точки зрения, является знаком того, что один народ доверяет другому самое дорогое — детей. Я не могу утверждать, что данная история имеет прямое отношение к последствиям конфликта более чем вековой давности, поскольку она не была предметом моей работы с героями, и всё же это о многом говорящий случай.

Ольга Борисова, 8(86372) 7-10-22, olya.borisova.2018@inbox.ru

salsknews.ru